Старец Григорий.

Старец Григорий.

Олег Лёвин

В памяти многих поколений верующих людей запечатлелся образ этого подвижника благочестия долгое время жившего в с. Польное Ялтуново (теперь Шацкого района). На разные лады пересказывали случаи из его жизни, и из поколения в поколение хранилась память о нем. Впервые узнав о старце от Параскевы, мы еще не раз слышали удивительные рассказы о нем и иногда, грешным делом, сомневались мы в том существовал ли на самом деле такой человек или это просто собирательный образ, своеобразный идеал русского святого из крестьян. Но неожиданно нашлись и письменные источники, подтверждающие рассказы шацких и моршанских крестьян об этом удивительном подвижнике благочестия: спустя два года после первого нашего похода, в Тамбовском архиве нашли мы документы, раскрывающие перед нами светлый образ старца.

Все в жизни Григория Коныгина было окружено тайной свидетельствующей о напряженной внутренней жизни этого человека и о великом смирении его. Не стремился он к славе земной, а только старался спасти душу свою и, по словам св. преподобного Серафима Саровского, спасая себе спасал и других.

В народной памяти сохранились какие-то неясные сведения о месте рождения Григория Коныгина. Одни утверждали, что родина его д. Пачел (Боголюбовка), другие д. Сявель (Сергиевка). Все сходятся только в одном: деревня его находилась в лесах. Пачел и Сявель располагались рядом в 8-10 километрах друг от друга и обе деревушки лесные. В одной из этих деревень и родился будущий подвижник и если доверять не людской памяти (хотя она в данном случае достаточно точна), а документу, которым мы располагаем, то родился старец в д. Сергиевка (Сявель).  Произошло это событие примерно в 1842 г. Отца будущего подвижника звали Артамоном и деда также, поэтому деревенское прозвище Коныгиных – Томины.

С детства Григорий отличался какой-то неотмирностью. За такими в деревне закреплялась репутация «дурачка». Им было уготовано терпеть от людей насмешки и издевательства. Деревня Сергиевка входила в приход с. Ст. Чернеево,  где располагался Свято-Никольский Чернеев мужской  монастырь . Без сомнения юный Григорий не раз посещал монастырь и наверняка знал тамошнего подвижника Николая Савельевича. Очевидно, что этот человек оказал огромное влияние на духовное формирование будущего старца. Образ жизни и характер деятельности отца Григория – яркое подтверждение того, что он был в некотором роде учеником Николая Савельевича.

Чернеев монастырь, расположенный в тихом красивом месте, со своей спокойной, размеренной жизнью, привлек сердце Григория, и он решил в нем остаться на жительство, впрочем, не принимая монашеского пострига. Прожил он в монастыре около пятнадцати лет, исполняя самые черные работы не гнушаясь и уборкой туалетов. Почему Григорий покинул обитель, мы не знаем. Произошло это видимо в самом конце XIX в.

Какое-то время старец странствовал, а потом поселился в селе Польное Ялтуново у одной благочестивой женщины Пелагии Семеновны Блохиной. У нее в саду был небольшой домик, в котором старец и жил вместе со своей келейницей матушкой Феодосией . В этом доме все было устроено наподобие часовни. Вот как один современник описывает внутренний вид дома: «Весь красный угол заставлен от лавок до потолка, а по стенам эти иконы простираются аршина на два в каждую сторону, прилегающую к красному углу. Перед иконами в один ряд развешено 14 лампад и, кроме того, висит вырезанная из дерева люстра на 12 свечей. В переднем углу уложено несколько книг старинной печати, без обозначения автора, две псалтири и др. На брусу, около русской печи, подвешен дужной колокольчик, к языку которого подвязана подцепка, как бы для благовеста. Помимо этого все стены увешаны картинами духовного содержания».   Другой посетитель кельи старца замечает следующее: «На потолке наклеены из бумажек подобие звезд» Он же дает и описание внешнего вида старца: «Маленький, седенький, с живыми проницательными, горящими черными  глазами. Одет в женское длинное пальто с платочком на голове. Борода подстрижена, походка быстрая».

Здесь в этом доме собирались часто крестьяне с. Ялтуново и окрестных сел. Вместе читали Св. Писание, пели церковные песнопения, беседовали на духовные темы, молились. Старец любил церковное пение и из девушек, которые ходили к нему, составил небольшой хор, прекрасно исполнявший многие песнопения.

Уже в это время у отца Григория проявился дар прозорливости. Но он никогда ничего не говорил прямо, а только иносказательно: притчами, поговорками. Вот только несколько случаев прозорливости.

В с. Борки (это километра 3-4 от Ялтуново) в местной Никольской церкви служил священник отец Димитрий  Петропавловский. Однажды его матушке старец подарил два крестика, которые сам вытачивал. Никто не мог понять – к чему это, только через несколько лет все разъяснилось: матушка умерла родами, а вскоре умер и ее сын, вот и пригодилось два крестика.

Как-то раз группа ялтуновских крестьян, возвращаясь с покоса, решили зайти к старцу, как они выразились «поболтать». Когда они подошли к дому, то увидели старца стоящего на пороге. В одной руке он держал пустой стакан, а в другой ложку. Всунув ложку в стакан, и как будто там что-то перемешивая, он протянул стакан мужикам со словами: «Нате, поболтайте!» Обличая этим их желание пустословить.

В одном селе, не очень близком к Ялтуново, жили муж и жена. Муж был верующий, а жена нет. Вот раз он предлагает жене: «Мария, пошли к о. Григорию», а она отвечает: «В такую даль идти, его может и нет дома». Муж все равно настаивает: пойдем и пойдем. Жена, в конце концов, согласилась, но при этом скептически заметила: «Да, что он знает, твой о. Григорий, чего к нему идти». Приходят они к домику старца, стучат, никто не открывает. Вдруг отворяется окно и старец говорит: «Отца Григория дома нет, он ничего не знает».

Слава о необычайном подвижнике разнеслась по всей округе, к нему шли издалека. Это, в свою очередь, в чьих-то сердцах вызвало острую зависть,  последовал донос гражданскому и епархиальному начальству. Старца обвинили в том, что собрания, которые происходили у него в доме: «Нередко сопровождались действиями безнравственными, выражавшимися в оголении тела, вольном обращении с мужчинами, употреблении спиртных напитков». 

Было назначено следствие. Опрошены местные ялтуновские священники отец Вас. Сергиевский и отец Вас. Богоявленский. Они отозвались о старце и о посетителях его дома очень хорошо, указав, что они: «Прилежные христиане и усердные богомольцы, а на собраниях занимаются пением и чтением молитв».  Следствие выяснило, что все обвинения против  Григория Коныгина и его чад не имеют под собой никаких оснований. Тем не менее, власти запретили собираться у старца в доме, а сам он оказался под негласным полицейским надзором.

Епархиальные власти также относились к старцу с большим подозрением. Именно по инициативе епископа Тамбовского Иннокентия началось следствие. Владыка, внимая ложным слухам, опасался, как бы не возникла в селе новая секта (в Ялтуново уже существовала секта молокан и жидовствующих). Для современников образ жизни и действий старца были непонятны. Действительно, для чего в стране, где православие являлось господствующей религией, где почти в каждом селе есть церковь, а то и две, где много монастырей и любой мог в них поступить, обособляться от всего и всех, и собирать вокруг себя общину и заниматься тем, чем должен был бы заниматься пастырь. Но если вглядеться в то, что делал старец в то время, то станет понятно, что задолго до грозных дней 1917 г. он стал учить людей тому, как им сохранить веру в годы гонений.  Готовил тех, кто станет духовной опорой людей во времена, когда уже не будет храмов и пастырей, тех, кто сохранит веру предков и передаст её незамутненной будущим поколениям.

 Перед самой войной 1914 г. отец Григорий уходит в затвор. Посещавший его зимой 1914 г. окружной миссионер о. Вас. Бельский удивляется тому, что старец почти не выходит из своей кельи и не посещает храм. На вопрос: причащается ли о. Григорий, он не получает никакого ответа и почему-то делает вывод, что старец уже несколько лет не приобщается Св. Таин. Отец Василий приезжал следить за старцем: не замышляет ли он какой-либо новой ереси, и чтобы убедить его жить как все.

Наступила война. Россия, охваченная патриотическим порывом, была полна решимости разгромить врага. И едва ли в стране тогда нашлось бы и несколько десятков человек, которые как старец Григорий остро чувствовали, что конец приближается, грядут новые страшные времена.

Приход к власти большевиков – безбожников  нисколько не удивил старца. По этому поводу он сказал: «Ляжем в совет, встанем его нет». 

 Осенью 1918 г. гражданская война подступила и к шацким пределам. Именно в этот год, крестьяне, доведенные до отчаяния политикой советской власти выражавшейся в бесконечных репрессиях, реквизициях и беззакониях, подняли восстание. Немалую роль в возникновении этого восстания сыграла и война, которую объявила новая власть церкви. Народ встал на защиту своих святынь. В считанные дни советская власть была ликвидирована практически во всех волостях уезда. Кучка большевиков осталась лишь в самом Шацке и лишь вооруженная помощь Тамбовского губисполкома спасла положение. Восстание было подавлено. За дело принялись карательные отряды. Жгли, убивали, пытали. Один из таких отрядов должен был прийти и в Ялтуново. И только молитвенное предстательство старца спасло жителей от беды. Однажды в полночь отец Григорий покинул свое жилище и отправился в путь. С молитвой он обошел Польное и Лесное Ялтуново, а также Конобеево, больше до восхода солнца не успел. Именно в эти села отряд не зашел, хотели было зайти в Конобеево, но почему-то свернул в другую сторону, хотя конобеевцы были одними из активных участников восстания.

 В тот год отца Григория власти арестовали, спустя какое-то время, отпустили, посчитав, что такой старый человек вряд ли будет опасен.

Старец продолжал жить в с. Ялтуново. По временам ходил в соседнее село Борки, где им было ископано пять колодцев. Здесь молился. Приходивших к нему также направлял к колодцам приучая хоть какие труды понести ради Господа. И крестьяне, зная силу молитв старца, в засушливые дни шли именно к этим источникам, молиться о дожде, и небеса отверзались, проливая влагу на землю.

Путь, которым шел сам старец в духовной жизни, был необычным, но, наверное, единственно верным в новых условиях. Всеми своими действиями старец как бы говорил окружающим его людям, что евангельские заповеди о молитве, любви к ближнему, посте, воздержании, даны не столько исключительно для монашествующих, но и для всех христиан. И слова апостола Павла: «Вы воины Христа» обращены ко всем, а значит каждый, обязан вести непрерывную духовную брань.

Вот как он учил послушанию. Отправил как-то старец к Борковским колодцам группу парней и девушек, дав каждому по 10 копеек, и велел их не выбрасывать. Один парень по дороге подумал: «Зачем мне они нужны, эти 10 копеек?» и выбросил их. За ослушание он тут же ослеп. Вернулись к о. Григорию, рассказали все, просили прощения, старец помолился, и к парню вернулось зрение.

 В наставлениях отца Григория явно видна та традиция духовного  делания, которая существовала в среде благочестивых крестьянский семей: строго постились в установленное церковью время, соблюдали кроме среды и пятницы пост в понедельник. Старец благословлял после Успенского поста воздерживаться еще до Усекновения главы Иоанна Предтечи. Пословица: «Рано ядение – душе на погубление» не было пустым звуком. Не вкушали пищи до 12 часов дня, пока не окончится утренняя служба. Чадам своим говорил, чтобы на Михаила Архангела не вкушали ни воды ни хлеба: «Михаил Архангел, вон какой грозный, а нам объедаться?» У отца Григория спрашивали: «А семечки можно?» «Можно, – отвечал он. - Только за каждую семечку по Иисусовой молитве». Но везде он поступал с рассуждением и снисхождением. По поводу благословения его строго поститься рассказывали следующий случай. Старец велел всем своим духовным детям не вкушать мяса. Одна девушка очень опечалилась. Она спросила у него: «Почему нельзя есть мясо?» Старец ответил: «Какое нам с тобой мясо, нам с тобой воробьиное крылышко». Девушка эта была из большой семьи, самая младшая и мясо ей доставалось совсем мало, вот старец и предлагал ей: откажись совсем.

Особенно относился строго к тем, кто предавался каким-либо вредным привычкам. С курящими велел, даже, не здороваться: «С ними ангела нет».

 Конечно же не каждому по силам было идти тем путем, который предлагал о. Георгий, но и в Св. Писании сказано, что только тесными вратами можно попасть в рай. Среди многих приходящих к нему старец отбирал тех, кто принимал его наставления к руководству. В основном это были молодые девицы. Постепенно образовалась небольшая общинка. Члены ее вели жизнь девственную, постническую, пребывая постоянно в молитве и трудах. За остальных старец молился, кого наставлял, кого исцелял, а кого утешал.

Шло время. Советская власть видимо крепла. Стали закрывать храмы, ссылать священников, быть верующим теперь было опасно. Но по-прежнему к отецу Григорию шел народ. К концу 20-х началу 30-х годов старец был уже совсем слаб физически. Старость давала о себе знать. В это время отец Григорий был арестован и отправлен в Шацкую тюрьму. В Ялтуново он уже больше не вернулся.

В тюрьме над ним издевались. Пытались отравить, давая пышки с мышьяком, но старец отказывался есть, говорил: «Отец Григорий пышки с мышьяком есть не будет».

Вскоре старца переправили в г. Рязань, а оттуда в с. Желчное , где он и умер. Произошло это в 30-х годах, когда точно неизвестно. Прожил старец Григорий около ста лет.

Среди тех людей, которые посещали отца Григория была семья Ялтуновских крестьян Алексия Филипповича и Анны Дмитриевны Петриных (по уличному Ванькиных). Уроженцы с. Ялтунова, почти одногодки (Алексей Филиппович родился 17 октября 1870 г., а Анна Дмитриевна 23 июля 1871 г.), они входили в круг особо близких к старцу людей. У них в доме также иногда собирались почитатели старца. Семья Петриных была одна из самых бедных в селе. Алексий Филиппович часто нанимался в батраки к богатеям. Однако стремились они не к земному богатству, а к стяжанию Духа Святого и в старце видели человека, исполненного благодати и доверили его руководству и себя и своих детей. А их было трое: старшая Анисия ( 7. 01. 1890 г.- 10. 10. 1982 г.), средняя Матрона (10. 04. 1902 г) и младшая Агафья  (18. 02. 1910 г – 8. 05. 1996 г.).

 Детей своих воспитывали в строгом послушании и благочестии. Молитвенная настроенность родителей, их искренняя вера благотворно влияла на девочек. Анна в молодости часто ходила  в длительные пешие паломничества по святым местам и брала с собой свою младшую дочь, тогда ещё совсем малютку, Агафью.  Свою первую дочь Анисию, по достижении девического возраста, Анна поручила воспитывать одной страннице,  которую звали Мария Большая. Та три года странствовала с Анисией, не давая ей покоя ни днем ни ночью. Нигде не задерживались больше одного дня, часто ночевали в поле, в лесу, терпели зной и стужу. Как-то пришли домой к Анисье. Мать Анна напекла блинов, стала предлагать: «Ешьте, ешьте», а Мария  на это ответила: «Да, блинцы то сладки», потом обращаясь к Анисье сказала: «Любатка, (так она называла Анисью – прим. составителя) собирайся, пойдем». Даже не дала переночевать. В утешение Анисье Мария часто говаривала: «Любатка, сейчас ты цыплачком за мной ходишь, а потом сама кур будешь водить». 

Старшая и младшая сестры Петрины были неграмотны, а Матрона умела читать. Когда ей было лет 6-7, её в церкви батюшка спросил: «Какую ты молитву знаешь?» она пропела тропарь мч. Параскеве. Батюшка очень удивился, что в таком возрасте она уже знает тропарь.

Прозревая будущее сестер отец Григорий, ещё, когда они были детьми, указывая на них, говорил приходящим к нему людям: «Они ещё вас прихоронят»  Тогда эти слова многие всерьез не воспринимали, считая, что старец шутит. Три сестры, как и их родители, любили церковные службы, часто бывали в церкви и, обладая хорошими голосами, пели в церковном хоре. По воспоминаниям жителей Ялтуново особенно хорошо пела Анисья.  Все сестры вместе с матерью ходили к старцу Григорию, и как говорится,  были овцами его стада. Зная их тяжкую будущую долю, старец говорил им: «Ручку в руку не берите, хоть кресток вам скажут нарисовать, а вы не берите, не расписывайтесь». Так он их предупреждал как вести себя в тюрьмах и на допросах.

Пришло время гонений. Жизнь ялтуновцев была нарушена революцией и последовавшей за ней гражданской войной. Испытания пришли и в семью Петриных. 7 марта 1925 г. была арестована Анисья за «религиозную пропаганду». Но вскоре её отпустили и вновь арестовали по той же причине в 1933 г.  Повели её в шацкую тюрьму. Шли зимой, полем. Анисью сопровождал конвоир. Шашку держал наголо в руке. Мороз был сильный. Мать Анисья, жалея конвоира, говорит ему: «Миленький, мне тебя жалко. Отпусти уж ручку, замерзнет. Я все равно никуда не убегу». На что тот отвечал: «Не могу, мне так должно шашку держать».

Допрашивали её чаще всего ночью. Следователь, добиваясь от Анисьи показаний, не мог заставить её подписать ни одного протокола. Она твердо помнила завет отца Григория – ничего не подписывать. Следователь зверел, кричал, ругался, грозил расстрелом. А она спрашивала его: «Да за что же вы меня арестовали?» Он говорил ей: «В церковь ходила?» «А то нет. Да, если опять Господь допустит, отпустите, в церковь опять буду ходить». «Вот и получай за это 10 лет». «Это за это?! За Бога?! Слава Богу! Я думала еще за что». На угрозы и ругань следователя твёрдо отвечала: «Да что же ты шумишь-то, что будешь делать? Смерть то ты у меня не отнимешь». Так следователь от неё ничего и не добился. Продержали ее в тюрьме какое-то время. Заключенных в камерах было больше, чем могло вместить тесное помещение. Кормили какой-то бурдой из крапивы. Людей умирало много, в день по десять гробов выносили. Анисия впоследствии вспоминала: «Я лежу и говорю себе: всё теперь я папу с мамой не увижу. И вдруг слышу голос: не тужи за тебя хлопочут, тебя скоро отпустят. Я спрашиваю: Кто за меня хлопочет? Кому я нужна? А мне снова отвечают: Колька». Анисью отпустили из тюрьмы на Николу-вешнего и стало ясно какому «Кольке» она нужна: свт. Николаю Чудотворцу. 

Перед третьим арестом Анисии приснился сон: как будто над ялтуновской церковью большой золотой крест и он плывет по небу к сельсовету, облетает его и приближается к дому Петриных. Анисия во сне спрашивает: «Это кому же такой крест?», а в ответ слышит: «Тебе».   На рассвете двух сестер Анисию и Матрену арестовали. Произошло это приблизительно в 1936 г. Агафью почему-то не взяли, может быть из-за молодости. Но мать Анна ей сказала: «Что же их забрали, а ты осталась?» и Агафья поехала вслед за сестрами. Отбывали они срок в разных местах: Агафья с Матроной в Казахстане, а Анисия где-то под Оренбургом. Две младшие сестры сначала были в лагере, а потом на поселении. Жили тяжело. Агафьи иной раз приходилось ночевать прямо в лесу, а Матроне в каких-то окопах. Много трудились: стегали одеяла, штукатурили дома. Собирали в поле колоски, а Агафья даже казахский язык стала понимать.  Сестры провели в лагерях и ссылках двенадцать лет. Мать Анисия рассказывала впоследствии, что  начальник тюрьмы, видя её доброе устроение, предложил ей быть нянькой у его двух дочерей. Она дала согласие. Через месяц озорных и капризных девочек было не узнать. Они стали тихи, послушливы и приветливы. Начальник предложил удивительной няньке плату, но она от денег отказалась. Тогда он предложил ей: «Я отпущу тебя на волю». Она заплакала и сказала: «Вы не можете меня отпустить, меня прислали на вечную каторгу». Но он её успокоил: «Моя власть - могу держать, могу отпустить». И действительно её через некоторое время освободили. И снова на Николу - вешнего, а начальника звали Николаем.

Вернулись сестры домой уже после войны. Долго добирались, где пешком, а где и транспортом.  По-разному приняли их возвращение в родном селе. Кто-то был рад, а кто и подписи стал собирать, чтобы их назад отправили (потом, правда, у них прощения просили). Отец их Алексий Филлиповичь умер еще до их возвращения 15 марта 1945 г., а мать пережила его на одиннадцать лет, умерла 22 мая 1956 г.

Так они и жили в своем родном селе тихо, незаметно. Паспортов не имели, никаких пособий и пенсий от государства не получали, жили своим трудом, обрабатывая огород. Пока были в силах, делали очень хорошие восковые свечи и отправляли их в действующие монастыри. Сами ездили в Печоры, Сергиеву лавру, Пюхтицы, Одесский Успенский мужской монастырь. До открытия церкви в Шацке верующие собирались у них. Ходили к ним, даже священники и служили у них в подполье. Собирались в тайне. Такие же собрания проводили и в с. Желанном и в д. Боголюбовка. Память людская сохранила только имена тех их сомолитвенников: дядя Саня, дядя Егор, дядя Ваня, тетя Варя.

Когда открыли церковь, сестры стали усердно посещать её. Но по-прежнему собирался народ и у них. Приходили на Пасху, Рождество, Крещение и другие праздники. Пели церковное, читали акафисты и каноны, беседовали на духовные темы. Матери приводили детей, бабушки внуков. Постепенно образовалось что-то вроде общины, в которой руководительницами были они - сестры. Всякого приходящего к ним, особенно девиц, настраивали оставаться девами, блюсти свое девство, посвятив себя Христу и таких было немало. Своеобразный монастырь, а видимый знак его - крест над крышей Петринского дома. По слову Евангелия они были теми светильниками, которые невозможно сокрыть. Свет Христовой веры, горящий в них, просвещал всякого приходящего к ним.

Внутренняя жизнь их была сокрыта от многих, однако некоторые факты нам известны. Вставали они в три часа ночи. Молились до шести часов утра. В постные дни не вкушали до двух часов дня, а в праздничные до двенадцати. Постились, помимо среды и пятницы, и в понедельник. Ели очень мало, два раза в день, пищу самую простую: постные щи, картошку, соленые огурцы. Дом их был всегда открыт для нищих и странников. Часто и подолгу у них жил блаженный Андрей Печинский, Володя, странник Яков, блаж. Маша Конобеевская.

Все больше людей узнавала об удивительных сестрах-подвижницах из Ялтунова. Со второй половины 60-х начале 70-х годов, поток людей к ним стал увеличиваться. Приезжали и из Москвы, и из Одессы, даже были паломники из далекого Владивостока. Люди стали замечать, что по молитвам стариц они получали исцеления, слова, сказанные ими как бы не к месту и неясно, вскоре сбывались, совет, данный ненавязчиво всегда был полезен следовавшим ему.

Между собой сестры всегда жили мирно. Как замечали окружающие, Анисия и Матрона были более ласковы, Агафья построже, она хоть и младшая, но в семье, вместо отца. Характерный эпизод, связанный с матушкой Анисией и показывающий её отношение к приходящим. Эпизод этот вспомнила Евдокия Становая близко знавшая сестер: «Жил у нас один молитвенник и чтец, Егор. Идем мы из Шацка, он говорит: «Евдокия, пойду с тобой к матери Анисии». Что ж, идем.  Он дорогой говорит: «Да, вот я не знаю, что к ней ходят, она ведь неграмотная». И всю дорогу идет и себя упрекает: он же грамотный, а она неграмотная, что к ней ходят, а его не знают? Пришли к ней. Мать Анисия на печке сидит и оттуда говорит, увидев Егора: «Кто это новенький пришел? Конь белый, конь серый, проходи. Книжку читал, крышку закрыл и все забыл». Егор глядит на меня и ничего не понимает. А рубашка у него в брюки забрана. Анисия ему снова говорит: «Егор, вы откеле? Что же вы из церкви так с забранной рубашкой-то. Рубашка на выпуск и поясочком должны повязывать и мужчины и женщины. Мы должны опоясанные ходить. Верх у нас небо, а низ земля. Это ты и в церкви так стоял?» Он покраснел и не знает что говорить». Так, по-крестьянски просто, тактично обличила человека в гордыне.

Интересны отношения стариц с духовенством. Часто они бывали в с. Новотомниково Моршанского района у протоиерея Валентина Ястребцева, известного своей подвижнической жизнью и помогавшего людям одержимым злыми духами. Почитали сестер и бывали у них архимандрит Иннокентий (Просвирнин) и архимандрит Алексий (впоследствии епископ Орехово-Зуевский). С отцом Алексием  связан такой случай. Однажды он посетил стариц, дело было летом, погода стояла жаркая, давно не выпадал дождь. Отец Алексий посетовал: «Вот бы дождичка». А сестры ему ответили: «Ты бы прошел пешком от Ялтунова до Чернеева дождь и пошел бы». Архимандрит так и сделал. И действительно, не успел он переступить порог Чернеева монастыря как пошел дождь.

Люди близко знавшие сестер говорили, что какие-то посещавшие их священнослужители предлагали им принять постриг. Они отказались, а тем, кто спрашивал у них, почему, отвечали: «Приезжали к нам золотые шапки, хотели кресты на нас одеть. Но они  не нашего духа». В этом их ответе не оценка современного монашества, а просто указание на то, что в христианском делании члены семьи Петриных и их последователи шли своим, особым путем, указанным им еще старцем Григорием.

В новых условиях жизни, когда гонения со стороны государства прекратились, опыт и духовная мудрость стариц очень пригодились. Поколение людей выросшее в государстве тотального атеизма всё больше тянулось к вере, и помощь духовно опытных людей была просто необходима. В матушках, как в сосудах приуготовленных Богом, сохранялось бесценное сокровище, которым владели наши деды и прадеды, и которое нами было утеряно. Это сокровище - вера.